Востоковед и политолог Игорь Димитриев — об удивительной встрече на склонах Эльбруса.
«Когда я подъехал в Терскол к канатке, все лыжники и альпинисты бежали вниз. Погода ухудшалась на глазах, синоптики обещали ураганный ветер со снегом и минус девятнадцать. Лет тринадцать назад я был на Эльбрусе, и, казалось, Приют 11 там совсем недалеко. Ну, думаю, может, успею чайку хоть попить наверху. Взял рюкзак с перекусом, легкий спальник, закрыл машину и пошел к подъемнику.
Когда поднялся наверх, валил уже такой снег, что не было видно даже тропы. Шел от вешки до вешки пару километров. Против ветра без очков, в легких ботинках по колено в снегу. Две встречные группы советовали уходить вниз, но за последние годы так много раз включал заднюю, что хоть здесь хотел дойти до цели.
Вроде бы подобрался по навигатору в телефоне к Приюту 11. Стал искать в снегу тропу к скалам, а не видно ни хрена. Вернулся к вешкам, и, к счастью, подъехал спасатель на снегоходе. Сказал, что на Приюте никого, но выше на скалах в вагончике один человек остался.
Дверь открыл худощавый пожилой мужчина в модных альпинистских шмотках. С ним мы и провели два дня в темном продуваемом домике на высоте 4200.
Борис Степанович Коршунов готовился к 86-му восхождению на Эльбрус. «Опережаю график, — говорит. — В 77 лет сходил 77 раз, а сейчас переборщил. Идет-то мне 82-й.
«В одиночку он сходил несколько „восьмитысячников“ и сделал много раз „Снежного барса“, то есть взял все „семитысячники“ СССР. Короче говоря, это легендарный спортсмен, с которым даже сейчас молодым командам справиться очень тяжело.
Но это не самое интересное. Разок Степаныч поднялся на Эльбрус в ботинках и плавках. Восхождение проходило в рамках изучения предельных человеческих возможностей. Занимался этим советский Институт космической биологии и медицины Газенко. Коршунов на пилота претендовать не мог — туда брали только летчиков, а вот в экспериментах принимал участие лично.
Разок провел раздетым четыре часа при минус 60, в другой — сто минут в воде нулевой температуры. Потом опыты над людьми ставить перестали, даже над добровольцами. Слишком это напоминало немецкие лаборатории времен войны. И экперименты над своим организмом Борис Коршунов стал ставить в индивидуальном режиме, а также ездил по Союзу от общества „Знание“ с лекциями о сверхспособностях человеческого организма.
Но космос Коршунов не бросил. Дело в том, что все эти спортивные и медицинские эксперименты — это хобби, а работает Борис Степанович до сего момента в конструкторском бюро, собирающем российские спутники. И вот это самое интересное.
Пятьдесят лет назад Коршунов запатентовал конструкцию спутниковых радаров, камер. До сих пор они производят съемку земной поверхности, а потом вы бурно обсуждаете в интернете фоточки.
Коршунов говорит, что технологии, конечно, развиваются, чипы новые ставят, но принципиально конструкция не меняется уже более тридцати лет. Говорит, сам удивляется качеству изображения. И еще — он собирает приборы сам! За 20 тысяч рублей в месяц. Рассказывает, приводили молодых ребят на обучение, но он-то одержимый космосом, как и его коллеги, родом из СССР, а для новеньких это просто работа.
Вы вот запуск спутника обсуждаете, русским космосом гордитесь, а обязаны-то вы таким, как он. Ими должны гордиться. Оказывается, глобальный успех российской космонавтики держится на нескольких советских специалистах, которые пока живы.
Я, знаете, потом лежал в спальнике, дрожал от холода, вспоминал о своих проблемах и понял, как же это ничтожно и стыдно. В соседней комнате — сверхчеловек, родом из эпохи неоднозначных, но великих людей. Умершей эпохи, которая принесла много зла и побед. Исчезла на наших глазах под наши аплодисменты.
Кто мы все рядом с ней? Мы все, модные политтехнологи и антропологи, программеры и эффективные коммерсы — плесень и мох на останках эпохи. Мы не имеем права их осуждать. Вместе с нынешними сетевыми московскими интеллектуалами и татуированными экстремалами, вместе с деревенскими долдонами и на осколках советских памятников на Украине — кто мы все рядом с одним стариком в вагончике на снежном склоне?»
